Богомол

«Иркутск — город столичный»: этот слоган известен, пожалуй, всем иркутянам. Но лишь немногие знают, что Иркутск действительно был столицей России. Это было ровно 100 лет назад. В ноябре 1919 года в Иркутск из Омска перебралось российское правительство, признанное таковым иностранными государствами. Наш город оставался столицей вплоть до января 1920 года, пока власть в городе не захватил эсеро­большевистский Политцентр. Событиям этих драматических месяцев и посвящен приключенческий роман иркутского писателя и журналиста Юрия Наумова «Богомол». С этого номера мы начинаем публикацию газетной версии романа.

Предстояла бессонная ночь — нужно было принять на борт тринадцать ящиков золота и отправиться дальше на восток. В сумерках наш бронепоезд причалил к погрузочной платформе. Новенький «форд» госбанка, поблескивая мокрым тентом, придвинул кузов к багажному вагону. Хлопнул упавший борт, закипела работа. Две пары мускулистых рук брались за веревочные петли, отрывали полутораметровые обитые железом ящики от пола и передавали в вагон, освещенный изнутри огнем керосиновых ламп.

Хлестал дождь вперемешку со снегом, вдалеке под фонарями лоснился черный перрон. Cкверная погода стоит всю неделю, с тех пор как стало понятно, что Омск обречен. Большевики давят с запада, выталкивая нашу армию в сибирскую пустоту, и в эти серые октябрьские дни город предался трем занятиям: молитве, пьянству и бегству.

Я предпочел пьянство. Позавчера с поручиком Смеловским и ротмистром Фелицыным нагрянули к Арсению Хлебникову, нашему товарищу по офицерской роте. Он только что вернулся со службы и против нашего «Шустова» ничего не имел, кроме бутылки Augier. Планы на вечер были грандиозные — предстояло обмыть полковничьи погоны Хлебникова и мой орден, но опьянеть не смогли. На душе было тревожно и мерзко. В десять часов сели играть в покер. После полуночи боль в моей руке утихла, игра пошла, но в пять часов зазвонил телефон, меня пригласили к аппарату.

Так закончился мой отпуск.



Шеф армейской разведки генерал Бикреев ждал в машине на углу. Ради этой встречи он поменял свой «роллс­ройс» на черный «хорьх» и сел за руль, одетый как обычный омский водитель — в потертую кожанку на меху и овчинную шапку, поверх которой поблескивали массивные шоферские очки, прозванные в Омске фантомасами.

Машина тронулась и покатилась в темный, посеченный мокрым снегом безмолвный город.

Остановились на берегу Иртыша. Минуту или две Бикреев молча смотрел на темные мутные волны. Затем по­мужицки пятерней вытер лицо и произнес тихо и внятно:

— У нас новость, Андрей. Мы уходим из Омска. Наша новая столица — Иркутск. Туда отправится все управление, и золотой запас тоже.

Мое сердце забилось быстрее. Место для новой столицы выбрано крайне рискованное. Иркутск, милый купеческий город, наводнен агентами большевиков и разведками союзников, а местная группа эсеров готовит вооруженный переворот. Скучно не будет.

— Значит, из огня да в полымя.

— Это полбеды. До Иркутска две с половиной тысячи верст. Представь, какой хаос начнется, когда сотни поездов лавиной двинутся на восток: наши войска, беженцы, чехи со своим барахлом. При этом Транссибирскую магистраль держат союзники. Нас они пропустят в последнюю очередь.

— Значит, финал близок.

Бикреев раскрыл портсигар и предложил мне папиросу.

— Для нас все только начинается. Нужно сделать одно срочное дело, — сказал он. — Доставить партию золота в Иркутск. Получатель — доверенное лицо барона Унгерна.

Я поднес огонь.

— С каких пор монастырь занимается перевозками?

— Наше ведомство не причастно к этому, — Бикреев глубоко затянулся. — Отвечать за безопасность будет капитан Безсонов. Археолог, доброволец, после ранения отправлен долечиваться в иркутский госпиталь.

Это моя легенда. Вот только профиль не мой.

Я промолчал. Бикреев нахмурил пшеничные брови.

— Груз нужно доставить тайно. Согласно документам, вы везете патроны к пулеметам Сен­Этьена. Об истинном багаже знают только двое: ты и главное ответственное лицо, чиновник из министерства финансов. Счеткин Мечислав Борисович.

— Поезд уже приготовили?

— Да, тот самый, что ты привел от большевиков. В Иркутске поезд перейдет в распоряжение барона. Конвой уже собран — десять солдат и три офицера. Все не наши — семеновцы.

— Не пойдет. Я согласен только на отряд Паламеди.

Бикреев аккуратно потушил папиросу.

— Слушай внимательно, — сказал он. — Как ты знаешь, мы продаем на Запад драгоценности из нашего золотого резерва, покупаем оружие и прочее. В сентябре министерство финансов заключило контракт с компанией «Ле Бирс», они захотели купить бриллианты. Заключением контракта с нашей стороны занимался Счеткин, а со стороны «Ле Бирс» — лорд Хаддиган. По каждому вопросу он бегал советоваться к своей молодой жене Мэри. У нее довольно экзотическая внешность, лорд Хаддиган говорил на фуршете, что она дочь английского офицера и китайской аристократки. Я отправил запрос моему информатору в Лондон насчет Мэри. Ответ пока не получил, но, думаю, будет нечто любопытное.

— Откуда уверенность?

— Видишь ли, по контракту мы должны были доставить бриллианты в Лондон своими силами. Для охраны отрядили фельдъегерей поручика Паламеди. В состав конвоя включили женщину — офицера контрразведки, атамана Семенова, ее псевдоним — Диана.

Бикреев раскрыл свой желтый портфель, достал фотокарточку и протянул мне. Со снимка смотрела молодая красивая женщина с острым, пронзительным взглядом. Глаза и скулы выдавали в ней гуранку.

— Партия бриллиантов поместилась в одном саквояже, — продолжал Бикреев. — Путь в Лондон лежал по морю, через Владивосток. Конвой отправился в город в бронированном пульмановском вагоне, его присоединили к почтово­багажному поезду. Англичане должны были уехать днем раньше, пассажирским составом, чтобы потом соединиться с нашей группой во Владивостоке и вместе продолжить путь на корабле. Так вот, после отъезда англичан Диана была избита у себя в Омске. К ней в дом ворвались, завладели ее документами. Их было трое. Среди них была женщина, очень похожая на леди Мэри. После нападения она устроила маскарад — подменила Диану в конвойной группе и отправилась во Владивосток.

— Такое возможно?

— К сожалению. Диана — новый в Омске человек, никто из конвоя не знал ее в лицо, кроме Счеткина. Однако внешнее сходство у Дианы и Мэри, конечно, должно быть, и Диана не открыла бы дверь незнакомцу. С самого начала я предположил, что Диана и Мэри — близнецы. У Дианы действительно была сестра­близнец, Лиза, но она умерла до войны и похоронена в Берлине на кладбище Тегель. Диана отрицает свое знакомство с Мэри.

— Доверяете Диане?

— Мы провели допрос. Результат отрицательный. Ее отпустили, я приказал оставить ее на службе. Можем лишь констатировать, что у леди Мэри все почти получилось. Она допустила только одну ошибку. Я попросил Диану сообщать по телеграфу о каждой крупной станции, через которую пройдет состав. Таких сообщений я не получил. Тогда я отправил нашего офицера в Иркутске на встречу с Дианой, чтобы узнать, все ли в порядке. Поезд прибыл в Иркутск в ночь на 17 октября, девять дней назад. Вагон, в котором находился конвой, отцепили от поезда, чтобы отправить дальше с другим литерным составом. Когда наш человек прибыл на вокзал, он застал на перроне женщину, которая собиралась покинуть бронированный вагон. В ее руке был опечатанный саквояж с бриллиантами, его трудно спутать с другими — он отмечен золотой монограммой в виде букв N.B. Наш офицер попросил женщину предъявить документы. Она застала его врасплох. Он умер в больнице на следующий день, мы лишь успели взять показания. По его словам, женщина, очень похожая на Диану, после перестрелки вернулась в вагон с саквояжем в руке. Станцию сразу оцепили, как только раздались выстрелы. Должно быть, она поняла, что не пройдет с саквояжем через пикеты, и оставила в вагоне, надеясь вернуться позже. Когда мы начали поиски вагона, было уже поздно — он исчез.

— Значит, конвой мертв.

— Скорее всего. Для расследования инцидента в Иркутск был отправлен штабс­капитан Черкулин со своей группой. Уже трое суток он не выходит на связь.

— Полагаете, леди Мэри сейчас в Иркутске?

— Думаю, Иркутск с самого начала был конечной целью ее путешествия. Именно поэтому она и расправилась с охраной именно там. Теперь она легла на дно. Уверен, наша забавница Полли связана с красными, но ее интерес — исключительно шкурный. Она действует за спиной у своего начальства. У нее есть все необходимое: агентура, связи плюс наше бедственное положение.

— Очень похоже. Золото само просится в руки, его можно захватить по пути из Омска в Иркутск. На ее месте я бы устроил хаос, подвесил золотые эшелоны в воздухе, а затем передал золото якобы под охрану союзников. Не англичан, конечно, а французов или американцев. И получил свой скромный процент.

— План масштабный, но, пожалуй, осуществимый… Необходимо найти бриллианты и покончить с Мэри. Надеюсь, это поможет нам выполнить главную задачу — сделать так, чтобы золото осталось в России. Это выше политики. Мы не можем допустить утечку золота за рубеж.

— Задача понятна.

— В Иркутске обрати внимание на трех персонажей. Первый — агент с позывным Гамлет. Второй — фон Копф, из контрразведки военного округа. И третий — Черкулин. Его надо найти и допросить, ибо предательство всегда было главной бедой государства Российского, а потом уже дороги и дураки.

— Когда вас ожидать в Иркутске?

— Скоро не жди, эвакуация затянется. Явки, пароли и прочее узнаешь завтра. Остальное расскажет Счеткин.

Бикреев завел мотор.

Итак, нужно доставить золото в Иркутск, найти пропавшие бриллианты, выявить и уничтожить английского агента. При этом в городе в любой день может вспыхнуть мятеж. И о своем враге ничего не знаю, есть только предположения, а проверить их смогу только одним способом: положив свою голову на плаху… Что ж, ювелирная работа.

Я вышел у министерства финансов. Прощаясь, Бикреев бросил:

— Удачи.

Это значило: дело почти безнадежное.

Господин Счеткин встретил меня улыбкой до ушей, будто приказчик в лавке. Круглый, суетливый, с опиатным блеском в крохотных глазах, он то и дело перебрасывал ногу на ногу, вертя в пальцах серебряную табакерку и зверски злоупотребляя словом «являюсь». Его инструктаж свелся к напыщенным рассуждениям о важности «данной поездки», как он выразился. Машинально кивая перепадам его интонаций, я пролистал подорожные документы. Нигде не был указан получатель груза. Мой вопрос опечалил Счеткина.

— Ах, Андрей Петрович! — простонал он, накладывая пухлые руки себе на грудь. — Зачем вам эти мелкие детали? Давайте поступим так: вы просто доставите меня в Иркутск, а затем отдыхайте, приводите здоровье в порядок! Надеюсь, этот небольшой вояж доставит вам удовольствие.

Упорство финансиста раззадорило меня. Я перевел беседу на приятные моменты дороги, от них перешел к сибирским достопримечательностям и получил намек, что получатель золота — азиат, офицер барона Унгерна. Это походило на правду — армия барона на две трети состоит из монголов и бурят.

Когда мы закончили, в комнату вошли офицеры конвоя: усатый казачий урядник, демонического вида мичман в бушлате и армейский поручик, белобрысый детина с печальным курляндским лицом.

— Это самые лучшие люди, — заявил Счеткин, — надеюсь, вы подружитесь.

Меня охватило скверное предчувствие.

  

Мы оставили Омск во втором часу ночи. У станции Зима пошаливают банды, а в остальном дорога чиста.

В нашем поезде три вагона, обшитых английской сталью. Первый с головы — салон-вагон, шесть узких одноместных купе и что-то вроде кают-компании с большим столом, неувядающим фикусом и безучастно тренькающей люстрой. Второй вагон — казарменный, с кухней и нарами для нижних чинов и локомотивной бригады, за ним — локомотив, а следом — багажный вагон. Спереди и сзади состав прикрывают огневые платформы с башней командного пункта, горной пушкой и дюжиной пулеметов «максим», плюс две платформы с рельсами и шпалами для срочного ремонта. Короче говоря, наш поезд легок, быстр и неплохо вооружен. И как всякая боевая машина, он должен иметь собственное имя. Не мудрствуя лукаво, я назвал его «Арго». Днем накануне отъезда имя было начертано на его бортах.

Назначив расписание и расставив караулы, я долго стоял в командирской башне у щитка с лампочками сигнализации и портретом Колчака, наглухо привинченным к стенке. В стальную прорезь летел снег. Все человеческое брошено позади, лишь беснуется ветреный сумрак. За городом мы сразу набрали ход, но еще долго тянулись эшелоны на запасных путях. Некоторые уже стояли под парами, направив свои черные локомотивы на восток, и эта мрачная готовность добавляла тревоги в холодную неустроенность, распахнутую во тьме. Вот промелькнула закутанная в серые платки старуха, таща за руку подростка в гимназическом пальто и несуразный пухлый чемодан; вот спотыкается на бегу, раскидывает тонкими лодыжками девочка, поспевая за господином в мокрой шубе, согнувшимся под тяжестью тюка с пожитками, где только самое нужное, последнее из домашнего тепла…

Я вернулся в купе. Нужно осмыслить информацию, полученную перед самой отправкой.

Отчет иркутской контрразведки не оставлял вопросов и не содержал ответов. Из отчета выходило, что вагон попросту сгинул в ночи и тумане. В документах станций Иркутск и других, восточнее и западнее, он не значится, отмечено лишь прибытие и убытие курьерского поезда, к которому он был прицеплен. Начальник станции господин Кудимов и дежуривший в ту ночь инженер Тюленьев выразили недоумение вопросом о судьбе вагона, в тот же день они были отпущены домой по требованию чехов. Первым делом в Иркутске нужно встретиться с начальником станции, поговорить без свидетелей и церемоний. Затем убрать его к чертям, пока не побежал к чехам жаловаться.

Теперь насчет офицеров конвоя. Всего их было одиннадцать человек, биографии чисты навылет: годы беспорочной службы в Фельдъегерском корпусе Его Величества, враги большевиков, у каждого в Омске семья. Не похоже, чтобы в Иркутске они отправились погулять. К их списку позднее было добавлено еще одно имя, торопливо вписанное простым карандашом: «г-жа Рихтер». Значит, она та самая сотрудница, которую подменила англичанка.

Вообще, эта история выглядит странно. Вломиться в дом к контрразведчику, избить его… Три года назад я сказал бы, что это лунатический бред, однако нынче такие времена, что всякая ересь возможна, а если пришел давний друг или близкий родственник, то и взлом не понадобится.

Подмена бойца конвоя... Здесь не обошлось без участия Счеткина. Организатору экспедиции достаточно представить Мэри как Диану, то бишь госпожу Рихтер, и дело в шляпе. Но зачем это нужно Счеткину? На отчаянного он не похож, на дурака — тоже. Счеткин — мелкая крыса, обнаглевшая от безнаказанности. Вряд ли он стал бы рисковать, особенно если можно ограбить поезд поменьше, вроде этого, недаром он взял в команду своих подельников. Если он непричастен к омскому инциденту, то Диана и Мэри работают заодно и нападение на Диану — инсценировка.

Впрочем, это лишь гадание мадам Рекамье. На самом деле мне ничего неизвестно.

Вся коллекция оценена в тридцать миллионов фунтов стерлингов. Куш довольно крупный даже по меркам революций. Следовательно, в круг подозреваемых попадают все герои нашего времени: большевики, анархисты, монархисты, эсеры всех мастей, иностранные вояки, бандиты и местное ворье.

Напоследок я пробежал глазами длинный, снабженный всеми регалиями список исчезнувших камней. Коллекция состоит из бриллиантов чистой воды весом от тридцати каратов. Звезда собрания — уникальный камень весом в девяносто три карата, его имя — «Ведьма». В легенде было специально отмечено, что этот камень принадлежал Чингисхану. Мне известен лишь один бриллиант с такой историей. Он назывался «Идоган» — у монголов это слово обозначает как раз шаманку или ведьму. Я никогда его не видел, знаю только его историю. Во всем мире осталось только два человека, имеющих о нем представление: один японский профессор и ваш покорный слуга.

Придется рассказать о себе по порядку.

  

Мое детство прошло в Петербурге, на Литейном. Своих родителей я не помню — они работали в Лондоне и погибли, едва мне исполнился год. Меня усыновил друг отца генерал Безсонов, мрачноватый бездетный вдовец. Я знал, что он служит в разведке, но идти по его стопам даже не думал. Это ремесло казалось мне темным, а счастье виделось в блестящей жизни гвардейца. Он лишь пожал погонами, узнав об этом, и отдал меня в Пажеский корпус; оттуда лежала прямая дорога в гвардию.

Мои воспоминания о Корпусе ярки и несколько тривиальны. Дикие выходки старших курсов, переполненные небом высокие окна, золотые вагоны дворцов… Многие расскажут вам примерно то же. Я преуспел в атлетических занятиях и тактике. В бесконечной библиотеке Корпуса перечел все, что относилось к войне. Ночные бдения с книгами при свете свечи не прошли даром — ко мне приклеилось прозвище Богомол, от которого уже не избавлюсь.

Как-то раз в летнем лагере, где мы, юные пажи, изнывали от скуки и свежего воздуха, в одном журнале я нашел статью о Чингисхане. Впервые я прочел о нем что-то хорошее, и тотчас он стал моим кумиром. Я разглядел его в степном полынном ветре, в медном сиянии скул, в блеске отваги и Вечного Синего Неба. Жизнь императора монголов была загадкой, а смерть увела его тайну в вечность, ведь никто не знает, где покоится его прах. Я пообещал себе найти его могилу.

…По окончании Корпуса меня определили в лейб-гвардии Финляндский полк. Мы стояли в Петербурге, дни летели быстро и легко. Скачки, актрисы, липкие перья перепаханных душных перин, пустые, ненужные ссоры. Так я встретил тот июльский вечер, что резко повернул мою жизнь.

Играли в карты у поручика Виленского. На даче под Красным Селом собралось около девяти гостей. Молодой атташе британского посольства проиграл мне и, к общему изумлению, отказался платить. Случай признали диким, выход один — поединок. Англичанин не отказался, но забегал, запаниковал, и слух обо мне как о жестоком убийце дипломатов достиг полкового начальства. К месту поединка, на берег местного озера, которому никто не удосужился придумать название, он не явился. Зато пришел начальник полкового штаба капитан Бикреев, друг моего отца и мой давний советчик, и прочитал мораль:

— Один модный германский писатель сказал, что для счастья нужны две вещи: метко стрелять и знать истину. С первым ты, считай, справился. Теперь узнай второе.

Меня сослали в армию в Читу. К обычному спутнику военной службы, однообразию, прибавилась долгая, протяжная тоска. Со скуки я чуть не женился, но невесте подыскали более выгодную партию, нежели бедный армейский поручик. В диковатой просторной Чите, перед которой меркнет лермонтовский Кавказ, я вспомнил о книгах. У старого учителя Матвея Ильича Котейкина, полжизни проведшего в Киото, брал уроки японского языка; лама Бадарша учил меня монгольскому. Лицо Чингисхана вновь явилось мне, и, отбросив автоматическое существование, к которому склонял рок событий, я с легким сердцем подал в отставку.

Продолжение в следующем номере.