Первыми в глухомани появляются геологи и воробьи
Как жили в Согдиондоне, одном из самых холодных поселков Восточной Сибири Редкий снимок легендарных иркутских геологов (отец нанес карандашную сетку: видимо, собирался писать портрет красками).
Родители вспоминали, что я появился на свет во время жутких морозов, которые на несколько дней сковали работу в Согдиондоне. И действительно, есть сведения, что в декабре 1956 года на Маме была зафиксирована температура в минус 57. А до какого минуса опустился градусник в моем родном поселке — никто не знает: тогда ни одного термометра там не было. Но уверенно можно предположить: в Долине Ветров (говорят, так с эвенкийского переводится название Согдиондон) было намного холоднее...
В школу не нужно. На улице за 40 Сейчас «чемпионы» по морозам — Ербогачен и весь Катангский район, особенно северная его часть. Заметно потеплело в МамскоЧуйском районе, а лет 50 назад 40градусные морозы для нас, ребятни, были не только терпимы, но и желанны. Если с утра поселковый радио
узел сообщал, что занятия в школе отменяются, мы хватали санки и бежали на горку (домой возвращались затемно, еле передвигая ноги, рукавицы изза льда не гнулись).
Не помню, чтобы ктото из нас шибко обморозился. И собаки нас не удивляли. Конечно, те псы, у которых были хозяин и будка во дворе, сносили морозы легко. Но зачастую можно было увидеть собак, лежавших прямо на улице, на снегу: свернутся калачом, уткнут нос в живот — только пар от дыхания виден да шерсть заиндевеет.
Ветеран геологии Борис Андреевич Черников вспоминает про мамские морозы:
— Чтобы попасть из нашей конторы (ВитимоПатомской экспедиции) на обед в столовую, приходилось вприпрыжку гнать консервную банку до конторы Мамской экспедиции. Там отогреваться для следующего броска — к магазину. Хорошо согревшись там, собирались с духом, чтобы совершить последний бросок — до столовой.
Холод кошмарный, а ведь вдоль Витима еще всегда дует ветер, при котором скорость один метр в секунду добавляет градус мороза. Жители поселка все время боялись — как бы чего не стряслось с котельной. Хорошо, что в большинстве домов печи топили дровами — тепло и надежно.
Интересно, что в Согдиондоне — ни в разведке, ни на руднике — не было термометров. О том, что рабочий день нужно актировать (т. е. температура была ниже 40 градусов), узнавали по солнцу. Когда солнце поднималось над Высоким (этот голец будто нависал над поселком с южной стороны), то оно освещало разведскую территорию, а рудничная сторона уходила в тень.
Короткое время на солнечной стороне воздух становился серебристым, и эта серебристая полоса сдвигалась вслед за солнцем в сторону Высокого. Тень уходила, прозрачность восстанавливалась. А дело в том, что при температуре минус 40 влага в воздухе вымораживается и в воздухе летали мельчайшие кристаллики льда. В лучах восходящего солнца они создавали эффект «серебристости», но под солнечным теплом быстро исчезали.
Картошку в нашем северном «углу» выращивали почти все, но огурцы и томаты в таком климате вызревать не успевали. Хорошо шли в рост морковка, лукбатун и укроп. В крайнем доме, у реки, жил китаец Еремей Иваныч, который держал большой огород. Вид у него был классический: жиденькая белая борода, просторная рубаха навыпуск и широкополая соломенная шляпа (позже я долго вспоминал, кого мне напоминает Хо Ши Мин).
Не знаю, сколько тонн навоза Еремей Иваныч перетаскал из конюшни на своей хрупкой спине, но уже весной у него появлялись отменная редиска и зеленый лучок, за которыми приходила половина поселка. И еще о торговле. Ближе к осени у нашей калитки останавливался грузовик. Два мужика, русский и китаец, приезжали из Бодайбо — они знали нашего родственника дядю Леню, а потому останавливались у нас. Свои помидоры они продавали возле магазина, и товар у них расходился за деньдва.
Помнится, тогда я впервые в жизни и надкусил помидор. Взрослые вложили его мне в руку — спелый, глянцевый, алый и невообразимо прекрасный. Я надкусил, и... меня едва не стошнило. Я ожидал чего угодно — сладкого, кислого, горького или соленого; конечно, сладкого — в первую очередь. Но помидор оказался никаким. Более того, плод источал странный запах (у детей обоняние всегда обострено) — не сильный, но стойкий: ка
каято пряная смесь трав, разной огородины, ботвы...
Нет, речь не про ворон. И не про черных дрозда, галку и скворца — эти в наших краях не водятся. Про местных птиц и зверей говорит Борис Черников, который более полувека назад молодым геологом прибыл в Согдиондон:
— Они поразили меня не меньше людей и поселка. Впервые в жизни увидел волка, хотя тогда в согдиондонской тайге они не водились: в декабре, в январе, особенно в феврале температура редко повышалась за 40, а для них это холодно. Медведи страшны были зимой. Из берлог их поднимали горняцкие взрывы — встреча с таким шатуном смертельно опасна (несколько трагедий случилось на Олонгро и Довгоките).
Очень понравилась кедровка. Веселая птица. В поселке ей, конечно, делать нечего. Обитает в основном в кедровниках, собирает первоклассные шишки и прячет на зиму. Потом, естественно, часть не находит — орешки прорастают: кедрачи возобновляются. Если случается напряг с продуктами, кедровка вполне съедобна, как и белка.
И всетаки главной птицей в нашей жизни я считаю воробья. Родине он никогда не изменяет, на юг не улетает, остается зимовать с нами. Появилась эта невеликая птаха на Маме на наших глазах. Я уже говорил, что в 1956 году там я застал мороз под 60. Естественно, такой холод редкая птица может пережить. Но года через три воробьи появились у нас. Оказывается, приплыли с баржами, на которых перевозили сено.
Сразу рассыпались по поселку, благо лошадиных «яблок» было полно. Чирикают озорно, веселят северян. Народ тогда часто спорил: а воробьи ли это? Дело в том, что птички были черными: они, видите ли, ждали, когда печи перестанут топить, забирались в печные трубы — так ночевали и зимовали. В 1961 году Виталий Килессо, Володя Савин и я плыли на барже с сеном в Слюдянку, так с нами путешествовала галдящая стая воробьев. Оттуда они перебрались в Согдиондон. Так что их тоже можно считать аборигенами.
View the full image «Согдиондон. Жилая избушка на гольце Мир» (рисунок И.А.Денискина, 1965 г.). View the full image Дорога на голец Пегматитовый (рисунок И.А.Денискина, 8 марта 1966 года). View the full image Селютин, Геннадий Иосифович Шустицкий, И.А.Денискин на разведке гольца Скорняковского. Лето 1956 года. View the full image 1950 год, Иркутск. Мои родители — работники треста «Сибгеолслюда» — вернулись из Бирюсинской партии. Вскоре с дочерьми Наталкой (сидит на коленях отца) и Леной (стоит) они отправятся в Согдиондон. В центре — дядя отца Леонид Зюряев, судья и почетный гражданин Бодайбо (крайняя справа — его сестра Л.И.Жаворонкова). Рядом — двоюродная сестра отца Нина Денисова, впоследствии известный геолог. А я примкну к семье еще не скоро... View the full image Первое здание конторы Мамско-Чуйской геолого-разведочной экспедиции. Пос. Мама, 1930-е годы. View the full image Геологи (слева направо): Рая Гинатулина, Тома Фицева, Аня Пшеничкина, Люба Поклад, Лиля Черникова, Тома Силина (Согдиондон, 1961 год, фото Б.А.Черникова). View the full image «Барак ударников коммунистического труда» участка «Незаметный» рудника Согдиодон (фото Бориса Черникова, весна 1961 года). Старожилы и летуныМой поселок Согдиондон делился на «рудник» и «разведку». Условной границей была самая длинная улица, переходящая в дорогу на Базу. У каждой из структур были свои клуб, контора, общежитие, магазин, столярка, конюшня, гараж, детсад. Школа, баня, столовая, больница, хотя и числились на балансе рудника, но тоже были местами «общего пользования».
Внешних различий между людьми не было, однако ж они отличались. «Разведку» населяли в основном геологи и те, кто работал с ними. Тут сама профессия предполагает определенный уровень образования и интеллигентность. (К своим семи годкам перечитав все доступное в обеих поселковых библиотеках, я был потрясен обилием детских книг в домах своих приятелей Коли Савина и Андрея Черникова — спасибо их родителям за «бессрочный абонемент».)
Рудничный народ работал на добыче и обработке слюды. Мужчины — на гольцах, откуда слюду привозили в «цехколку» (слово это стало нарицательным, правильно — «цех первичной обработки»). Здесь женщины ее «кололи» (отщипывали верхние поврежденные слои) и укладывали в ящики для отправки в Иркутск. И занятые в промышленности (поиному это предприятие не назовешь) не могли быть и не были однородной массой.
Коренными согдиондонцами, кроме семей охотников Анкудиновых и Хорольских, были выходцы (точнее — «высланцы») из Западной Украины и поволжские немцы — Штельвах, Майер, Шульц, Хорн, Штампф и другие. Эти люди отличались сплоченностью, трудолюбием и опрятностью.
Разумеется, основное население приехало сюда добровольно — за хорошим заработком, горняцким стажем и льготами Крайнего Севера. Была еще прослойка «вербованных» (в 50х годах словечко это носило оттенок презрительности: эти люди покинули родные места, поддавшись уговорам и посылам вербовщиков, которые тогда мотались по деревням и городкам).
Наконец, «мутный» люд. Зэки, отбывшие срок и вышедшие на «поселение». Прячущиеся от алиментов, карточных долгов и кровной мести. И просто — искатели приключений, перекатиполе, без родины и семьи.
О нескольких колоритных личностях вспоминает Борис Черников:
— Алкоголики — особый народ: они мало общались с коллегами, а лучшими друзьями у них были лошади. Конюхом в нашей партии был Даниил Семенович Хмелевой. Как позже случайно выяснилось, он был полковником госбезопасности, служил военным атташе в Афганистане, там родился сын. В знак уважения шах Афганистана ЗакирШах за его сыном прислал в роддом личный лимузин (это факт подтвержденный).
Потом — водка. Скатился до начальника спецлагеря, пошлопо
ехало, оказался в конюшне геологов. Много читал (у него был уютный угол в конюшне), выписывал журналы, газеты. Когда я отправлялся в Иркутск, Хмелевой просил привезти какиенибудь книжные новинки, пару бутылок марочного портвейна и побольше цибиков чая (по 25 г).
Второй возчик — Николай Семенович Стороженко — тоже был атташе, только экономический, при нашем консульстве на Шпицбергене. Водка переместила его по линии Диксон — Тикси — Мама — Олонгро. Великолепным пекарем была жена другого возчика — Данилова. Сам — запойный пьяница, а прежде был полковником юстиции, жил в Китае. Еще один кадровый возчик Курский — бывший машинист московского метро, кавалер ордена Трудового Красного Знамени, имел много наград войны, откуда вернулся майором. Итог один: водка, Олонгро, кони...
Однажды Стороженко помог мне разобраться с тонкостями заполнения нарядов, составления сводок за месяц. А после, когда стал начальником партии, увидел, что Николай Семенович долго не прикасается к водке. Я попытался уговорить начальника экспедиции Михаила Карповича Грозина назначить его экономистомнормировщиком партии. Тот — ни в какую: мол, бывших алкоголиков не бывает. В конце концов, согласился. И что же?
Весь год дела шли отлично, ведь документы готовил экономист высшего класса. К Новому году нужно было сдавать годовой отчет, а мой экономист вдруг запил, да запил «мертвецки». Плановый отдел в экспедиции задымился. Но пришел приказ: предоставить отчет после празднования Нового года. Пришлось над бумагами сидеть с женой день и ночь. Экспедиция сдала отчет в срок. Мне вкатили строгий выговор за плохую воспитательную работу с кадрами. Стороженко уволили, и он спокойно вернулся к своим коням.
Штрихи к таежному портретуКогда этот материал готовился к печати, стали известны подробности биографий двух людей с группового снимка.
Леонид Михайлович Тумольский родился 18 августа 1908 года в Заинске (ныне — Татарстан). В 1937 году окончил Иркутский горнометаллургический институт (ныне
ИРНИТУ). В 1941—1949х годах — главный инженер треста «Сибгеолнеруд». В 1949—1954х гг. — старший геолог треста «Союзслюда». В 1954—1958х гг. — управляющий трестом «Сибгеолнеруд». В 1958—1972х гг. — главный геолог Иркутского геологического управления. Лауреат Сталинской премии СССР (1952 г.) — за разведку и открытие месторождений флогопита на Алдане. Лауреат Государственной премии СССР (1967 г.) — за открытие и переоценку Савинского месторождения магнезитов. Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», четырьмя медалями и почетной грамотой Верховного Совета РСФСР.
Умер 21 мая 1999 года в Иркутске, похоронен на Смоленском кладбище...
Николай Федорович Клековкин (на фото — крайний справа, в очках, с геологическим молотком) родился 21 мая 1909 года на железнодорожной станции под Новониколаевском (ныне Новосибирск). В 1930 году окончил ВосточноСибирский политехникум, был направлен на работу на Кондаковский слюдяной рудник. В 1932 году его перевели в Мамское рудоуправление.
Кроме основной работы, здесь он активно участвовал в постройке первой на Маме гидростанции — у устье реки Большая Северная. Станция давала ток (30 кВт) на жилы гольца Рудничного и периодически — на поселок. Интересно, что станция обслуживала еще и небольшую мельницу, на которой из зерна получали муку тонкого помола. Летом 1946 года гидростанция была еще в рабочем состоянии.
Николай Клековкин разведал слюдоносные жилы на гольцах Ударном (Согдиондон), Резервном и Решающем (Горная Чуя). Ветераны вспоминают, что Николай Федорович в очках и с белоснежной шевелюрой (рано поседел) был воплощенным образом российского интеллигента. Речь его была нетороплива, а потому каждое слово имело особую ценность.
Говорят, это его качество оценили китайские коллеги: там не доверяют людям, которые говорят быстро, суетятся, принимают непродуманные решения. В 1957 году Клековкина пригласили в Китай, где он консультировал геологоразведочные работы.
В 1961 году в заграничной командировке он возглавил группу геологов из СССР, Чехословакии, Польши и Болгарии. Спустя несколько дней самолет с геологами разбился на подлете к марокканскому городу Касабланке (по официальной версии, авиадиспетчерфранцуз зачемто навел самолет на высоковольтную линию, а сам скрылся).
Урна с прахом выдающегося геолога захоронена на Глазковском кладбище в Иркутске, на могиле установлена глыба белого мрамора. А по Витиму и Маме еще долга сновал пароход «Николай Клековкин».
И еще дополнение к фотографии «барака коммунистического труда». У входа в домишко забавно выглядят лозунги. На одном можно прочесть призыв ударно трудиться в честь предстоящего XXII съезда КПСС (состоялся в конце октября 1961 года).
Напомню, что съезд принял Устав КПСС вместе со знаменитым Моральным кодексом строителя коммунизма, который, как заявил Хрущев в своем выступлении, будет построен в нашей стране уже к 1980 году.
После этого съезда срочно были переименованы города и объекты, носившие имя Сталина, а его тело было вынесено из Мавзолея. Идею эту предложил первый секретарь Ленинградского обкома Спиридонов. «Стенографический отчет» съезда зафиксировал слова делегатки, члена партии с 60летним стажем Лазуркиной: мол, она накануне советовалась с Ильичем, который стоял перед ней «как живой» и говорил, что «ему неприятно лежать в гробу рядом со Сталиным, принесшим столько бед партии»...
Старожилы и летуны
Мой поселок Согдиондон делился на «рудник» и «разведку». Условной границей была самая длинная улица, переходящая в дорогу на Базу. У каждой из структур были свои клуб, контора, общежитие, магазин, столярка, конюшня, гараж, детсад. Школа, баня, столовая, больница, хотя и числились на балансе рудника, но тоже были местами «общего пользования».
Внешних различий между людьми не было, однако ж они отличались. «Разведку» населяли в основном геологи и те, кто работал с ними. Тут сама профессия предполагает определенный уровень образования и интеллигентность. (К своим семи годкам перечитав все доступное в обеих поселковых библиотеках, я был потрясен обилием детских книг в домах своих приятелей Коли Савина и Андрея Черникова — спасибо их родителям за «бессрочный абонемент».)
Рудничный народ работал на добыче и обработке слюды. Мужчины — на гольцах, откуда слюду привозили в «цехколку» (слово это стало нарицательным, правильно — «цех первичной обработки»). Здесь женщины ее «кололи» (отщипывали верхние поврежденные слои) и укладывали в ящики для отправки в Иркутск. И занятые в промышленности (поиному это предприятие не назовешь) не могли быть и не были однородной массой.
Коренными согдиондонцами, кроме семей охотников Анкудиновых и Хорольских, были выходцы (точнее — «высланцы») из Западной Украины и поволжские немцы — Штельвах, Майер, Шульц, Хорн, Штампф и другие. Эти люди отличались сплоченностью, трудолюбием и опрятностью.
Разумеется, основное население приехало сюда добровольно — за хорошим заработком, горняцким стажем и льготами Крайнего Севера. Была еще прослойка «вербованных» (в 50х годах словечко это носило оттенок презрительности: эти люди покинули родные места, поддавшись уговорам и посылам вербовщиков, которые тогда мотались по деревням и городкам).
Наконец, «мутный» люд. Зэки, отбывшие срок и вышедшие на «поселение». Прячущиеся от алиментов, карточных долгов и кровной мести. И просто — искатели приключений, перекатиполе, без родины и семьи.
О нескольких колоритных личностях вспоминает Борис Черников:
— Алкоголики — особый народ: они мало общались с коллегами, а лучшими друзьями у них были лошади. Конюхом в нашей партии был Даниил Семенович Хмелевой. Как позже случайно выяснилось, он был полковником госбезопасности, служил военным атташе в Афганистане, там родился сын. В знак уважения шах Афганистана ЗакирШах за его сыном прислал в роддом личный лимузин (это факт подтвержденный).
Потом — водка. Скатился до начальника спецлагеря, пошлопо
ехало, оказался в конюшне геологов. Много читал (у него был уютный угол в конюшне), выписывал журналы, газеты. Когда я отправлялся в Иркутск, Хмелевой просил привезти какиенибудь книжные новинки, пару бутылок марочного портвейна и побольше цибиков чая (по 25 г).
Второй возчик — Николай Семенович Стороженко — тоже был атташе, только экономический, при нашем консульстве на Шпицбергене. Водка переместила его по линии Диксон — Тикси — Мама — Олонгро. Великолепным пекарем была жена другого возчика — Данилова. Сам — запойный пьяница, а прежде был полковником юстиции, жил в Китае. Еще один кадровый возчик Курский — бывший машинист московского метро, кавалер ордена Трудового Красного Знамени, имел много наград войны, откуда вернулся майором. Итог один: водка, Олонгро, кони...
Однажды Стороженко помог мне разобраться с тонкостями заполнения нарядов, составления сводок за месяц. А после, когда стал начальником партии, увидел, что Николай Семенович долго не прикасается к водке. Я попытался уговорить начальника экспедиции Михаила Карповича Грозина назначить его экономистомнормировщиком партии. Тот — ни в какую: мол, бывших алкоголиков не бывает. В конце концов, согласился. И что же?
Весь год дела шли отлично, ведь документы готовил экономист высшего класса. К Новому году нужно было сдавать годовой отчет, а мой экономист вдруг запил, да запил «мертвецки». Плановый отдел в экспедиции задымился. Но пришел приказ: предоставить отчет после празднования Нового года. Пришлось над бумагами сидеть с женой день и ночь. Экспедиция сдала отчет в срок. Мне вкатили строгий выговор за плохую воспитательную работу с кадрами. Стороженко уволили, и он спокойно вернулся к своим коням.
Штрихи к таежному портретуКогда этот материал готовился к печати, стали известны подробности биографий двух людей с группового снимка.
Леонид Михайлович Тумольский родился 18 августа 1908 года в Заинске (ныне — Татарстан). В 1937 году окончил Иркутский горнометаллургический институт (ныне
ИРНИТУ). В 1941—1949х годах — главный инженер треста «Сибгеолнеруд». В 1949—1954х гг. — старший геолог треста «Союзслюда». В 1954—1958х гг. — управляющий трестом «Сибгеолнеруд». В 1958—1972х гг. — главный геолог Иркутского геологического управления. Лауреат Сталинской премии СССР (1952 г.) — за разведку и открытие месторождений флогопита на Алдане. Лауреат Государственной премии СССР (1967 г.) — за открытие и переоценку Савинского месторождения магнезитов. Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», четырьмя медалями и почетной грамотой Верховного Совета РСФСР.
Умер 21 мая 1999 года в Иркутске, похоронен на Смоленском кладбище...
Николай Федорович Клековкин (на фото — крайний справа, в очках, с геологическим молотком) родился 21 мая 1909 года на железнодорожной станции под Новониколаевском (ныне Новосибирск). В 1930 году окончил ВосточноСибирский политехникум, был направлен на работу на Кондаковский слюдяной рудник. В 1932 году его перевели в Мамское рудоуправление.
Кроме основной работы, здесь он активно участвовал в постройке первой на Маме гидростанции — у устье реки Большая Северная. Станция давала ток (30 кВт) на жилы гольца Рудничного и периодически — на поселок. Интересно, что станция обслуживала еще и небольшую мельницу, на которой из зерна получали муку тонкого помола. Летом 1946 года гидростанция была еще в рабочем состоянии.
Николай Клековкин разведал слюдоносные жилы на гольцах Ударном (Согдиондон), Резервном и Решающем (Горная Чуя). Ветераны вспоминают, что Николай Федорович в очках и с белоснежной шевелюрой (рано поседел) был воплощенным образом российского интеллигента. Речь его была нетороплива, а потому каждое слово имело особую ценность.
Говорят, это его качество оценили китайские коллеги: там не доверяют людям, которые говорят быстро, суетятся, принимают непродуманные решения. В 1957 году Клековкина пригласили в Китай, где он консультировал геологоразведочные работы.
В 1961 году в заграничной командировке он возглавил группу геологов из СССР, Чехословакии, Польши и Болгарии. Спустя несколько дней самолет с геологами разбился на подлете к марокканскому городу Касабланке (по официальной версии, авиадиспетчерфранцуз зачемто навел самолет на высоковольтную линию, а сам скрылся).
Урна с прахом выдающегося геолога захоронена на Глазковском кладбище в Иркутске, на могиле установлена глыба белого мрамора. А по Витиму и Маме еще долга сновал пароход «Николай Клековкин».
И еще дополнение к фотографии «барака коммунистического труда». У входа в домишко забавно выглядят лозунги. На одном можно прочесть призыв ударно трудиться в честь предстоящего XXII съезда КПСС (состоялся в конце октября 1961 года).
Напомню, что съезд принял Устав КПСС вместе со знаменитым Моральным кодексом строителя коммунизма, который, как заявил Хрущев в своем выступлении, будет построен в нашей стране уже к 1980 году.
После этого съезда срочно были переименованы города и объекты, носившие имя Сталина, а его тело было вынесено из Мавзолея. Идею эту предложил первый секретарь Ленинградского обкома Спиридонов. «Стенографический отчет» съезда зафиксировал слова делегатки, члена партии с 60летним стажем Лазуркиной: мол, она накануне советовалась с Ильичем, который стоял перед ней «как живой» и говорил, что «ему неприятно лежать в гробу рядом со Сталиным, принесшим столько бед партии»...
Лошадка — лучший друг геолога (участок Олонгро, фото Бориса Черникова, 1957 год).
Последние новости

Прокуратура взяла на контроль установление обстоятельств гибели животного в Усолье-Сибирском
Прокуратура г. Усолье-Сибирское поставила на контроль ход и результаты процессуальной проверки, организованной сотрудниками полиции по факту обнаружения останков животного на нежилом этаже в одном из зданий в г. Усолье-Сибирское.

По материалам прокуратуры предприниматель оштрафован за нарушения в сфере лесопользования
Прокуратура Куйтунского района проверила исполнение законодательства в сфере лесопользования.

Екатерина Мизулина встретится с молодёжью в Иркутске
Директор Лиги безопасного интернета, член Общественной палаты России Екатерина Мизулина едет в Иркутск, чтобы 8 февраля встретиться молодёжью.
Домашний интернет: выбор для тех, кто ценит комфорт и качество
Высокая скорость, стабильное соединение и выгодные тарифы для всей семьи