Смерть на «приёмке». Арестант в брянской колонии прожил 1 час 40 минут

татистика смертей в российских тюрьмах пополнилась в начале декабря еще одним эпизодом. После смерти арестанта, только приехавшего в колонию №6 в городе Клинцы Брянской области, начато следствие по делу о превышении служебных полномочий и халатности. Эта тюрьма печально известна уже много лет, и правозащитники опасаются, что расследование пойдет по пути минимального изучения того, что творили с арестантами в этой колонии.

Родные Романа Сарычева решили, что надо сфотографировать его в гробу без брюк. Это даже долго и не обсуждали. Сестра погибшего, Татьяна Янченко, объясняет — им было важно, чтобы на фотографиях были видны необычные, круглой формы синяки-выбоины.

«Это именно выбоина, не ссадина, когда ты упал и коленку разбил. Она даже не успела затянуться корочкой, она свежая», — подчеркивает она, поясняя, что это не могло случиться с ее братом до того, как он попал в колонию.

Выше пояса был шов от вскрытия, которое делал судмедэксперт. Что было на спине, мать, вдова и сестра Романа не видели, так как перевернуть тело не могли. В справке о смерти, выданной в больнице города Клинцы, говорится, что причиной смерти вечером 8 декабря стали обильная кровопотеря, травма селезенки и «нападение с применением тупого предмета». Еще зафиксировали перелом ребра. «Работник морга нам сказал, что его били «как резинового зайчика», — говорит Янченко.

Короткий текст справки не раскрывает подробностей того, что привело к смертельным травмам. Полный текст экспертизы о смерти арестанта они пока не видели. Татьяна, ее мать Елена и вдова Романа, Мария Пимахова, опасаются, что подробное описание того, сколько было ударов и сколько разных людей били, может быть намеренно сокращено, чтобы сузить круг подозреваемых.

32-летний Роман Сарычев пополнил список жертв исправительной колонии номер шесть в Клинцах, проведя на ее территории 1 час 40 минут. Через день после его смерти состоялся суд. На время следствия был арестован майор Сергей Шевцов. Следствие предполагает, что это он избивал арестанта во время так называемой «приемки».

ИК-6 попадает в сводки тюремного насилия последние семь лет. За это время произошли несколько массовых бунтов заключенных, три раза менялось начальство колонии, два надзирателя тюрьмы были осуждены за смерть арестантов.

Бывшие обитатели ИК-6 и правозащитники говорят, что помимо рассмотренных судом дел есть сотни тяжелых избиений и садистских издевательств, документально так и не исследованных. Они опасаются ликвидации важных доказательств произошедшего 8 декабря и уверены, что одиночные наказания не смогут прекратить давние, системные истязания.

В сентябре Роман Сарычев был осужден на два с половиной года колонии общего режима за организацию нескольких компьютерных игровых салонов. Вместе с ним были осуждены два его давних знакомых. В приговоре их называют организованной преступной группой. С обвинениями подсудимые были согласны, дело слушалось в особом порядке, без исследования доказательств — всего за два заседания.

Вообще-то дел было два. В первом — тоже о компьютерных казино — одним из ответчиков была сестра Сарычева, Татьяна, устроившаяся по объявлению оператором в одну из точек, где стояли игровые компьютеры. Она говорит, что в договорах-офертах, которые подмахивали не глядя азартные жители Брянска, происходившее называлось «игрой на бинарных опционах», и операторов убеждали, что все законно.

В том деле у Романа была скромная роль: благодаря своим широким знакомствам он свел инициатора этой затеи с владельцем одного из помещений. Но и за это наказание назначили более строгое, чем обычный для такого эпизода штраф. В апреле судья постановила, что Сарычев должен провести полтора года в колонии-поселении.

Но к тому времени в суд пришло и второе дело, где Сарычев характеризовался уже как организатор преступного сообщества, искавший помещения и закупавший оборудование для нелегального бизнеса. Прокурор запросил реальный срок, Роману и его родным стало ясно, что тюрьмы не избежать. Отъезд в колонию-поселение отменили, а новое рассмотрение назначили на первое августа.

Тогда же выяснилось, что у Сарычева тяжелое заболевание печени.

«Его рвало, он пожелтел, у него была одышка. Это было 1 или 2 августа. Раньше он никогда не жаловался, все у него было хорошо, а тут мы видим, что он не мог ни стоять, ни сидеть, только спал, есть не мог. Мы приехали в больницу и его сразу же положили», — говорит Мария Пимахова. Результатом обследований в 1-й горбольнице Брянска стал диагноз «цирроз печени» в тяжелой стадии — 4С.

Суд продвигался к приговору, но семья надеялась, что Роману удастся избежать тюрьмы: в правительственном постановлении о заболеваниях, препятствующих отбыванию наказания, значится цирроз в стадии 4С. Но врачей гражданской больницы суд слушать не стал, а новую экспертизу проводить отказался.

Сарычев, думая, что экспертиза все же будет, пришел на заседание 9 сентября без вещей, но был зачитан обвинительный приговор и его сразу арестовали. Романа отправили в СИЗО-1 Брянска. Через две недели перевели в тюремную больницу, где он провел месяц с лишним. Врачебная комиссия, состоявшая почему-то из травматолога, хирурга и терапевта, подтвердила диагноз цирроза в четвертой стадии, однако классификация была понижена с С на В.

Цирроз в стадии В права на освобождение не дает, и пока рассматривалась апелляция на приговор, Сарычева переправили в СИЗО города Новозыбков. Там выяснилось, что до него не доходят лекарства, которые посылала ему мать.

Апелляцию Сарычев проиграл. Родные повезли Роману лекарства днем 8 декабря, но свидания им не дали, так как осужденного готовили к отправке в колонию. Таблетки пообещал передать тюремный врач.

В понедельник мать стала звонить в медицинское управление УФСИН Брянска, чтобы узнать, у кого получить анализы крови, которые брали у сына в СИЗО. Трубку никто не брал. Удалось дозвониться с телефона дочери. «Я услышала жуткий крик, она закричала «Как?!» Я выхватила у нее телефон, попросила объяснить. «Это Татьяна Игоревна? Ваш брат умер»… Я говорю: «Как — умер?» «Ваш брат умер, можете приехать в Клинцы завтра… Работает следственная группа из Брянска».

Елена Янченко позвонила в брянский Следственный комитет. «Кто работает по происшествию в Клинцах?» — крикнула сотрудница куда-то в кабинет. Стало ясно, что дело не в циррозе.

В воскресенье 8 декабря ИК-6 принимала две группы заключенных. Первая, в полтора десятка человек, приехала из Брянска днем. Автозак, в котором был Сарычев и еще три человека (среди них — еще один осужденный по «игровому делу», его давний знакомый Павел Дмитриев), принял осужденных из поезда на вокзале и въехал на территорию тюрьмы в 19:40.

Все бывшие заключенные ИК-6, с кем удалось поговорить, описывают «приемку» так: выйдя из машины, арестант наклоняется и заводит руки за спину. Так, согнувшись, он должен быстрым шагом или бегом двигаться к зданию.

В коридоре, в таком же положении, он проходит через две шеренги сотрудников. Они бьют новичка. Удары наносятся дубинками, руками или ногами. После этого заключенных раздевают, и начинается проверка их вещей. Арестанты сидят голышом на корточках. Часто побои продолжаются. Надзиратели громко кричат или играет тяжелый рок. Как правило, используется композиция Du Hast («У тебя есть») группы «Раммштайн».

Этап, прибывший в колонию днем 8 декабря, тоже били. Об этом рассказал родным один из арестантов, Владимир Д. (имя изменено). Он сообщил, что всех прибывших били дубинками сразу после того, как они выходили из автозака, затем — когда проходили через строй сотрудников в помещении. И тоже звучала музыка группы «Раммштайн».

«Это элемент устрашения. У людей подавляют психику, подавляют нормальные элементы поведения, человека загоняют в угол, как крысу, — говорит Александр Бакулин, освободившийся из ИК-6 в 2017 году после трех с половиной лет заключения. — Две комнаты. В одной раздевают по три-четыре человека догола и проводят во вторую комнату. Там стоит очень сильный крик, у человека паника. Вещи осужденного высыпаются полностью и идет досмотр. При этом кого-то бьют, кого-то матерят. Человеку уже не до вещей, ему бы выбраться».

Сергей Кривов, один из осужденных по «болотному делу», освободился из ИК-6 летом 2016 года. Он не проходил «приемку», так как был переведен из другой колонии и сразу помещен в штрафной изолятор из-за спора с прежним тюремным начальством. «В последние полгода моего пребывания процедура приемки ужесточилась. Когда привозили новый этап и его пропускали сквозь строй дубинок, очень громко включалась музыка на КП, чтобы не были слышны крики», — вспоминает Кривов.

На просьбу Би-би-си об интервью УФСИН Брянской области ответило отказом. О документально проверяемых свидетельствах того, что происходило с Сарычевым после того, как автозак въехал на территорию колонии, пока известно мало.

Роман выходил из автозака третьим. В своих показаниях на суде задержанный майор Шевцов упомянул о том, что на пути от машины к зданию Сарычев два раза падал. Сотрудник колонии заявлял это, подчеркивая, что в тот момент к Сарычеву никто не применял силу. Шевцов сказал, что его слова может подтвердить видеозапись. Ведущий расследование дела следователь брянского СК Богатырев рассказал родным Романа иное: что на записи видно, как прибывших «толкают и пихают».

После беседы со следователем родственники узнали, что в комнате досмотра Сарычева били. Другие сотрудники смены заявили, что бил Шевцов.

В досмотровой комнате Роману стало плохо, он не мог сидеть на корточках, как было приказано, стал задыхаться и упал. В 20:28 станция скорой помощи в Клинцах приняла вызов из колонии.

Со ссылкой на следователя родные погибшего сообщают, что на приемке этапа работали четыре сотрудника колонии. На суде по избранию меры пресечения Шевцову другие сотрудники заявляли, что бил Сарычева только майор, а они пытались остановить побои. Сам Шевцов на суде заявил, что сотрудники были младше его по званию и не осмелились бы препятствовать ему — обозначая, таким образом, что в избиениях участвовали все, кто был.

Не исключено, что запись того, как арестанты идут из автозака в здание — единственная, на которой видно, что происходит с Сарычевым. Следователь Богатырев сообщил родственникам, что принимавшие этап надзиратели не имели на себе обязательных к ношению видеорегистраторов, так как работали уже после того, как закончилась их смена. Как это стало возможным, следователь не пояснил. Он сказал, что были изъяты все видеорегистраторы, использовавшиеся в тот день, но что на них обнаружили — пока неизвестно.

Скорая помощь приехала в тюрьму в 20:40. Но решение об эвакуации арестанта в больницу приняли только в 21:25. В машине скорой помощи Сарычев еще мог говорить и сообщил, что его избили. Но, как заявил следователь родным, «без конкретики».

В 22:40 в ходе операции Роман Сарычев умер.

Руководитель правозащитного проекта Gulagu.net Владимир Осечкин утверждает, что в пришедшем к нему письме, которое через активистов правозащиты в Брянске передали сотрудники ИК-6, содержится подтверждение издевательств над арестантами, прибывшими вечером 8 декабря. Письмо анонимное, Би-би-си не известны имена его авторов. Но Осечкин заявляет, что его единомышленники знают тех, кто излагает эти подробности.

«Их закрывали в помещении и вызывали по одному, каждого заставляли проходить полный досмотр, раздевали догола, заставляли брать в руки грязную тряпку и мыть пол, всё это снимали на видеорегистратор, одним словом унижали и принуждали подписывать псевдодобровольное заявление о якобы наличии желания бесплатно убирать территорию колонии», — говорится в письме.

«Пройти через тряпку» и письмо о желании убирать территории — еще одни ритуалы приемки, о которых вспоминают многие из прошедших через колонию в Клинцах. «Если ты тряпку грязную в руки взял и помыл, то это называется у них «пройти через тряпку». Значит, ты уже ходишь под администрацией, подчиняешься администрации и не имеешь права отказываться от работы», — передает адвокат семьи Сарычева, Юлия Рудакова, разговор с другим своим доверителем, в свое время тоже сидевшим в Клинцах.

Мыть унитаз тряпкой заставили и тех, кто приехал в ИК-6 днем в воскресенье 8 декабря, рассказал Владимир Д. Кроме того, заключенных подвели к охранной полосе, выдали лопаты и заставили копать землю. «Это работа для «обиженных» и считается позором, вот администрации и нужно, чтобы человек был унижен, а у администрации был компромат», — поясняет житель Брянской области Андрей Ким, отбывавший в ИК-6 часть наказания в 2015 году.

Авторы анонимного письма в Gulagu.net утверждают, что Сарычеву на «приемке» досталось особенно сильно: «Нам пришлось по приказу руководства избивать почти всех вновь прибывших, кроме того, за которого звонили из управы. Когда на досмотр по карточкам вызвали Сарычева Романа, […] один из оперативников сказал, что с этим нужно «поплотнее работать», так как у того было подпольное казино и его брат проиграл в таком казино деньги за проданную дачу. Несколько сотрудников (имена пришлю позже) начали Сарычева избивать особенно сильно, и тому стало плохо, он упал и начались судороги. В другом письме авторы заявляют: «Били Сарычева сразу четыре сотрудника учреждения, не один майор Шевцов».

Из письма неясно, почему «поплотнее работать» рекомендовали только с Сарычевым, но не с находившимся рядом Павлом Дмитриевым, проходившим по тому же делу об организации незаконных азартных игр. В другом письме эти же анонимные авторы пишут, что Сарычев особо разозлил надзирателей тем, что бежать был не в состоянии и наклонялся не полностью.

Также они сообщили, что в ночь после смерти Сарычева руководство колонии занималось ликвидацией всех видеосвидетельств. «Под контролем оперативников ОСБ УФСИН и оперуправления ночью с 8 на 9 декабря были переписаны книги учёта и сдачи видеорегистраторов для того чтобы скрыть от прокуратуры и следователей те видеорегистраторы и те карты памяти, которые работали в тот момент. По указанию руководства УФСИН нам приходится давать показания о том, что якобы видеорегистраторы были отключены и якобы вся смена, принимавшая этап с 19:30 8 декабря 2019 года, была уже не при исполнении обязанностей и полномочий».

Пытаясь отыскать паспорт Романа, чтобы забрать из больницы тело покойного, родные пришли в колонию. Никаких извинений им не принесли. Ни на какие вопросы относительно произошедшего не отвечали, и паспорт нашелся тоже не сразу. Татьяне Янченко запомнилась фраза заместителя начальника колонии, Дмитрия Иванова. «Чтоб вы понимали, здесь вам не оздоровительный лагерь», — передает Татьяна Янченко слова подполковника Иванова.

Дмитрий Иванов работает в ИК-6 давно и знает, о чем говорит. С 2011 года его колония стабильно поставляет новости о происшествиях, часто — со смертельным исходом или тяжелыми увечьями. В 2014 году издевательства и пытки со стороны контролировавшего зону «актива» осужденных толкнули арестантов на массовый бунт.

«Тогда одного в месяц убивали, стопроцентно. Много кого списывали — «сердечная недостаточность» или еще что. Пожаловаться мы никому не могли, нас об этом сразу предупредили активисты и администрация, — рассказывает Сергей Манташов, который провел в ИК-6 около пяти лет. — В конце 2013 года там уже было невозможно находиться. Начались пытки и со стороны сотрудников, и активистов. Я был одним из участников этого бунта. Мы все доказали — и убийства, и пытки. У меня были знакомые, которым иголки под ногти загоняли».

Примерно с 2011 года ИК-6 считалась «красной», то есть контролировалась «активом» заключенных, получившим карт-бланш на насилие от администрации. «В 2013 году мы выходили на построение, уходили в столовую или в промзону — ни одного сотрудника не было», — рассказывает Александр Бакулин. То, что слушаться надо именно «активистов», новоприбывшие понимали как раз в процессе «приемки» — раньше в обязательном прессинге новичков избранные заключенные участвовали наравне с персоналом.

Затем избиениями, истязаниями или угрозами они вымогали у остальных арестантов деньги. Подразумевалось, что часть отнятого уходила «наверх», персоналу зоны. «Красная зона устраивает ФСИН, потому что осужденные выполняют работу администрации, к ней нет претензии, администрация всегда остается в тени. Осужденные вымогают деньги, часть несут им, а ФСИН ни при чем», — говорит Бакулин.

Для истязаний выбирали тех, кто был менее защищен. «Молодых, тех, у кого нет адвокатов. Насиловали, били и измывались. Битье происходило на глазах у остальных. Выбирают козла отпущения, валят, и человек 8-10 из актива начинают его бить ногами, пока он не начнет кровью исходить. Элемент устрашения очень хорошо действовал на весь отряд, а это человек 150. Люди начинают думать, что надо как-то откупаться, чтобы такое не произошло с тобой», — рассказывает Бакулин.

Насилие было и «бескорыстным». В декабре 2013 года Сергей Манташов и еще четыре человека были жестоко избиты за незначительные нарушения. «Нас на вахте избивали голых палками. Били до того, пока мы под себя не начали ходить». Пару месяцев спустя одному из заключенных, которого Сергей знал, «активисты» вырвали зубы.

И потом случился бунт. Зэки собрались на крыше, кричали, просили о помощи и держали в руках простыни, заключенные массово вскрывали себе вены. На территорию колонии ввели спецназ ФСИН. Начальник колонии Дмитрий Милокост был переведен с понижением в брянское СИЗО-2.

Потом «актив» был распределен по другим тюрьмам, Манташова и других бунтовщиков тоже перевели, не забыв начислить по пять лет дополнительного тюремного наказания за бунт. Остаток срока Сергей провел в воронежской колонии и говорит, что там обстановка была совершенно другой, без побоев и вымогательств.

«При мне остатки старого актива жили в изолированном от всех отряде и в ШИЗО, а в зоне все контролировала администрация, у которой ещё не прошел испуг от последствий бунта, и гайки она сильно не закручивала, — вспоминает Сергей Кривов, осужденный по «болотному делу». — Про какие-то поборы в этот период мне неизвестно, кажется, они были только добровольные, в индивидуальном порядке при решении вопросов по УДО, и никто о них не распространялся».

«Но при этом было понятно, что такая «стабильность» администрацию финансово не устраивает и все боялись и предсказывали новую волну ужесточения режима и частичного возврата к старым порядкам», — вспоминает Кривов.

Заключенный Манташов запомнил Сергея Шевцова, тогда тот был еще капитаном: «Шевцов и еще один, Сметана. Вот они были ярые, иногда просто так били, вспышка гнева или что… Они били не из-за денег. Власть чувствовали, безнаказанность».

«Сметана» — тюремная кличка майора Ивана Маршалко. В июле 2018 года он задушил заключенного Евгения Петраченко простыней, сначала пристегнув его наручниками к стулу. В марте этого года закончился суд по статьям об убийстве и превышении судебных полномочий. Иван Маршалко получил 12 лет тюрьмы.

В 2014 году на 10 лет осудили прапорщика Андрея Якубова по кличке «Чечня» за то, что он избил заключенного Владимира Булкова, нанеся ему закрытую черепно-мозговую травму. Суд признал, что Якубов избил Булкова стопкой книг.

Вот выдержка из материалов дела: «Осужденный, не удержавшись, упал на пол. Когда осужденный встал, то Якубов потребовал, чтобы тот приседал. Осужденный стал приседать и считал приседания вслух. Досчитав до ста, осужденный сказал, что уже не может приседать. Тогда Якубов выразился нецензурно и потребовал, чтобы осужденный продолжил приседать. Осужденный стал приседать и, досчитав до 15-ти, сказал, что больше уже не может […] В это время, насколько он помнит, в комнату проведения обысков зашел кто-то из сотрудников колонии. Далее он видел, как сотрудник колонии Якубов отошел к столу. […] Вскоре он увидел Якубова и в руках у него была стопка книг. Подойдя к осужденному, Якубов, держа книги в своих обеих руках, стал наносить книгами удары по затылочной части головы осужденного. Нанес не менее 10 ударов. Осужденный присел и упал на спину на пол».

Приседания — одно из традиционных наказаний в колонии. «Мы каждый вечер приседали, с шести до девяти вечера, по полторы-две тысячи приседаний. Это было очень грустно, все падали и всех били», — вспоминает Александр Бакулин.

Так как после избиения Булков оставался жив еще неделю, обвинения «Чечне» предъявили только по статьям о превышении служебных полномочий и нанесении тяжких телесных повреждений. Булков скончался в клинцовской больнице от обширного кровоизлияния в мозг. Приехав в больницу Клинцов, отец заключенного застал сына без сознания, подключенным к аппарату искусственной вентиляции легких. «Когда он приподнял простынь, то увидел, что правый бок [у сына] был черным, ноги также были в кровоподтеках», — сообщают материалы дела.

После того как Якубова признали виновным, Василий Булков судился с ФСИН и министерством финансов России, требуя компенсацию за смерть сына в 5 млн рублей. Финансовую ответственность возложили на тюремное управление, но объем компенсации был снижен в десять раз — до 500 тысяч.

Би-би-си удалось поговорить с заключенным, который до сих пор находится в клинцовской колонии. Александр В. (имя изменено) считает, что в последнее время обстановка в тюрьме медленно, но все же меняется к лучшему. «Последние полтора года я не слышал, чтобы кого-то избили в ШИЗО», — говорит он.

Относительную нормализацию он связывает с приходом в 2017 году нового начальника колонии, Александра Левина. До того начальники и их заместители менялись «как перчатки». «Возглавлять это учреждение не хотел никто. Был один полковник, к нему, кстати, очень хорошо относились. Я с ним разговаривал однажды, спросил: «Ну что, начальником у нас станете?» Он сказал: «Промышленная зона у вас — мечта. Но сначала мне придется поперебить всех ментов».

Под «ментами» понимается состав надзирателей, многие из которых отметились жестоким обращением с заключенными в предыдущие годы. «Шевцов, К-в, вот эта вот компания, они же здесь работали в 2013 году, когда здесь убивали чуть ли не по несколько человек в неделю. Оставшиеся сотрудники — это, так сказать, наследие. Но их потихоньку меняют. На все нужно время, улучшения идут, но — медленно».

К-в, как утверждает обращение, отправленное в правозащитный проект Gulagu.net, присутствовал при приемке этапа, в котором находился Роман Сарычев.

Александр В. говорит, что тюремные порядки исключают одиночный контакт надзирателя с этапируемым. «Если там был один сотрудник, то где были остальные? Это как минимум служебное несоответствие и увольнение. А если те, кто должен был присутствовать, были, то они не могли этого не видеть».

«Принимает как минимум вся смена, около шести-семи человек. Не может один сотрудник там быть», — подтверждает бывший обитатель ИК-6 Сергей Манташов.

Он поддерживает контакт с теми, кто остается в клинцовской колонии, и с родственниками заключенных и уверен, что ничего всерьез не меняется. Манташов и другие бывшие заключенные не сомневается, что начальник колонии осведомлен, как именно происходит приемка этапированных арестантов в его тюрьме.

Когда майору Шевцову избирали меру пресечения, он попросил для себя домашний арест. «Он попросил суд разъяснить потерпевшим, что такое домашний арест. Он сказал: «Чтоб вы понимали, домашний арест — когда я нахожусь в четырех углах без связи и без интернета». У меня нет брата, он лежит в гробу, а он будет находиться без интернета, со своей женой и детьми», — недоумевает Татьяна Янченко.

«Я смотрела на него. Из-за него моего брата не стало. Я не могла отвести от него взгляд. И он остановил взгляд на моих глазах и не отводил его минуту точно. И даже не моргал. Как будто ничего не произошло», — говорит Татьяна.

Судья подумал над просьбой о домашнем аресте полчаса, но, вернувшись, отправил Шевцова в СИЗО до 8 февраля. Помимо дела по статьям о превышении служебных полномочий и умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, следствие возбудило дело о халатности, однако конкретные подозреваемые в ней пока не определены.

Владимир Осечкин из Gulagu.net уверен, что руководство УФСИН Брянской области пытается минимизировать число обвиняемых. Он требует распространить расследование на начальника ИК-6 Левина, его заместителя Дмитрия Иванова, а также руководителя Брянского УФСИН Леонида Сагалакова и заявляет, что не впервые уже тюремное ведомство рассчитывает ограничить круг подозреваемых одним человеком.

«Раскрывать преступления тюремщиков очень тяжело. У них срабатывает круговая порука, — говорит Осечкин. — Приезжает их руководство, и они реально проводят совещание и принимают решение, кто пойдет под суд из избивавших, кто станет стрелочником и возьмет на себя вину. Потому что тюремщики лучше всех понимают: если обвиняется один человек, то это один срок лишения свободы, а если несколько сотрудников, то, с учетом того, что это «группа лиц по предварительному сговору» либо «организованная преступная группа», квалификация идет более тяжкая и все участники получают более долгий срок».

По словам Осечкина, к гибели Владимира Булкина и убийству Евгения Петраченко в 2014-м и 2018 году были причастны несколько сотрудников. «Один садится, раз уж дело возбуждено, а остальные свои премии семье отдают и адвоката нанимают. У них логика не сотрудников правоохранительных органов, а мафии».

В день похорон Романа Сарычева домой пришло письмо детям, которое он написал, находясь в следственном изоляторе в Новозыбкове. Детям о смерти отца рассказали позже. Мария, вдова Романа, объяснила им, что папа умер, так как тяжело болел. Пятилетний сын предложил написать ответное письмо. Он диктовал, а Мария записывала: «Мы тебя тоже любим сильно-сильно, мы скучаем папочка по тебе, красивенький, умненький, ты был хороший папа».

Посылать письмо некуда. В СИЗО в Новозыбкове был отправлен арестованный майор Сергей Шевцов.

Источник: BBC